Рассказ архимандрита Александра (Ф-о) о некоем Феофиле, который он

повторял своим духовным чадам в разных местах, готовя их к разлуке.

Некто Феофил, окончив Духовную Академию, поступил рядовым монахом в монастырь. Духовное начальство, видя его подготовленность, направило его секретарем к архиерею в Петроград. Митрополит, в свою очередь, убедившись в его духовной зрелости, благословил его прини­мать всех своих посетителей, обращающихся к нему с различными запросами духовного харак­тера (то есть со всеми, кроме сугубо админист­ративных). Феофил так удовлетворял посетите­лей, что последние, передавая свой восторг от приема, создали такое мнение о нем, что никто больше и не обращался к правящему архиерею, а к секретарю, создавая своего рода паломничество.

Но сам Феофил пришел к такому выводу: "Других учить, словно камешки сбрасывать с колокольни, а вот себя учить, камешки таскать на колокольню, — кто же меня будет учить?"

Не указывая другой причины, отец Алек­сандр продолжал:

— Феофил решил вернуться в свой монас­тырь. Но там ему сказали: "Ты беглец!" Стало быть, больше его не примут ни в какой монас­тырь. Долго Феофил доказывал, что он не само­вольно оставил данный монастырь, а по благо­словению начальства, а в конце добавил: "Ведь что я заработал при архиерее, все семь тысяч, я привез в свой монастырь".

После долгих уговоров кое-как приняли. Только Феофил перешагнул порог монастырско­го собора, наместник его выгнал со следующи­ми словами:

— Не место здесь парижским джентльме­нам — вон отсюда!

(Феофил был одет по-столичному, как лич­ный секретарь митрополита.)

— Простите, благословите!

Феофил переоделся в старье. Опять подобная встреча:

— Ты что притворился нищим, разве ты ни­щий? — Вон отсюда!

— Простите, благословите!

Переоделся средним образом. На этот раз он был допущен только до Голгофы. Как только положил земной поклон, тут же наместник:

— Разве так кланяются?! Вон отсюда, него­дяй! Вишь ты его, деньгами хотел подкупить?!

— Простите, благословите!

И так день в день Феофил был гоним три с половиной года, до тех пор, пока наместник не заболел смертельно.

Братия, предвидя кончину своего наместника, пришли просить его, чтобы он благословил Феофила в преемника. Но сказали это без всякого объяснения, без предисловия, а просто: "Благо­словите, отче честный, чтобы Феофил был ва­шим преемником". На это последовало никем не ожидаемое возражение: "Что, этот негодяй будет моим преемником?! Умру, но не прощу!"

Все пришли в ужас... после общего совета решили на другой день идти к умирающему после Божественной литургии с присоединением службы "О вразех ненавидящих и обидящих нас". Помолившись в храме с особым усердием, пришли в келью больного в облаче­ниях (по-видимому, с намерением причастить умирающего. — Автор воспоминаний).

Разговор на ту же тему начали с отдаленного рассуждения и постепенно перешли к существу вопроса. Была высказана примерно такая мысль: "Мы ведь остановились на кандидатуре Феофила не за то, что он академик и образован­нее любого из нас, а потому, что среди нас не найдешь с таким идеальным смирением и тер­пением... Вспомните, ведь и вам он за три с по­ловиною года никогда и ни разу не сказал противоречивого или прекословного слова..."

— Неужели же это так, где мое чадо Феофил?

А Феофил во всех случаях бывал вблизи больного старца, только не показывался, так как его появление сильно того раздражало. На этот раз он стоял за косяком и, услыхав фразу: "Где мое чадо Феофил?", понял, что наступил критический момент. Он стремительно вошел в келью с намерением пасть к кровати, на кото­рой лежал умирающий наместник, но тот, падая на пол, опередил Феофила, произнося сквозь слезы фразу:

— Прости мне, чадо... Я не знал!

— Бог простит ти, отче святый, прости и меня, грешного!

— Бог простит и благословит тя!

И на руках у Феофила наместник скончался. Братия занялась приготовлением к погребению, а Феофил побежал в собор. Войдя в алтарь, он пал ниц перед престолом и, произнося слова молитвы, плача навзрыд, произнес: "Помяни, Господи, вновь преставленного духовного моего отца..." И дальше, за слезами, слов молитвы не было слышно... Эту молитвенную фразу слы­шал регент, случайно задержавшийся на клиро­се. Он в недоумении задавал себе вопрос: не­ужели почивший наместник мог быть ему ду­ховным отцом?

Прошли похороны. Феофил стал наместни­ком. Когда жизнь монастыря пошла обычным образом, регент как-то при случае обратился к Феофилу с вопросом:

— Честный отче, неужели почивший намест­ник был вашим духовным отцом? На это последовал ответ:

— Чадо, я долго молил Господа Бога о том, чтобы Он послал мне духовного отца, а Господь лучше меня знал, какой нужен руководитель мне, нерадивому.

В конце рассказа архимандрит Александр сделал что-то вроде резюме: "Господь допускал диаволу вселяться в наместника, с тем чтобы выработать терпение у Феофила, от этого никто не пострадал. Он же и не допустил смерти без примирения".

Этот зело поучительный рассказ мне посчас­тливилось слышать из одних и тех же уст не­сколько раз, два или три (поскольку прощание, вернее, подготовка к разлуке длилась, возможно, месяцами и менялся состав духовных чад и слушателей). Более тридцати семи лет тому по­счастливилось слышать мне этот рассказ. Не ручаюсь за дословность, сокращения допущены бесспорно; но мне кажется, что для неискушен­ных в значении столь странного поведения, притом столь ответственного духовного лица, будет полезно прочесть Лествицу, которую ав­тор рассказа благословлял даже мирянам иметь настольной книгой. В ней где-то выра­жается такая мысль: "Господь допускает иног­да на всю жизнь греховную немощь с благими целями, дабы этим предотвратить большие па­дения". В данном случае, нам думается, что первый наместник был во всем исправным, кроме неравнодушия к Феофилу. Это предсмертное исповедание своей немощи, как нам ка­жется, в нем затмило все его подвиги и в этом беспамятстве он смирился до зела, что и требу­ется для спасения. Блажени нищий духом: яко тех есть Царствие Небесное.

Добавлю от себя, что для многих, искренно ищущих спасения, зачастую посылается целожизненный гонитель, как правило, из домаш­них и близких, а этот пример наилучшим обра­зом объясняет смысл такого духовного напря­жения, а в данном случае — духовного руко­водства.