Оглавление | Словом о вере | О "Державной" иконе | О нашем храме

Расписание богослужений | Наши координаты | Фотогалерея

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Милый мой В.А.!

 

Слава и благодарение Господу. Совершилось то, о чем так много говорили и писали, к чему так усиленно готовились, чего с таким нетерпе­нием ожидали. Состоялось торжество прославле­ния угодника Божия, преподобного отца нашего Серафима.

Вчера в шесть часов вечера началось торже­ственное всенощное бдение. В собор Успенский впускали особенно как-то строго... От этого в две­рях страшная теснота и давка. И я, хотя назначен был в служение, едва-едва попал внутрь собора... К самому началу богослужения изволили пожа­ловать их величества и особы царской фамилии. Собор был наполнен лицами государевой свиты, дворянством, земскими начальниками, старшина­ми, хоругвеносцами, приезжей интеллигенцией, духовенством... Чудное пение митрополичьего хора действительно способно было приподнимать еще выше и без того уже приподнятое настроение. На «Господи воззвах...» пели уже стихиры преподоб­ному по изданной (пока не для продажи) службе ему. Некоторые из стихир здесь же, в Сарове, были положены на ноты регентом И.Я.Терновым...

Но вот приблизилось время выхода на ли­тию... При пении литийных стихир двинулась из Успенского собора в церковь Зосимы и Савватия процессия. Впереди несли фонари и хоругви, далее шли парами певчие и белое духовенство, за ними отцы архимандриты. Процессию заклю­чали преосвященные владыки. За ними изволи­ли следовать их величества и их высочества, а также лица государевой свиты. С колокольни все время раздается чудный Саровский трезвон. На­родом усеяна вся монастырская площадь... А солнце как-то особенно ласково на этот раз по­сылало вниз свои лучи... В воздухе абсолютная тишина... Наступила великая минута...

Вот мы уже у Зосимовской церкви... Вся про­цессия, до белого духовенства, остановилась у церкви на улице, быстро и скоро развернувшись в обратном порядке. Все же остальные, с особа­ми Царствующего Дома, вошли в самую церковь... Как-то жутко страшно было и входить в цер­ковь, скрывавшую временно великую святыню... Трепетно было и ко гробу приближаться. Молча мы окружили гроб со святыми мощами... Молча владыка митрополит окадил его. Его величество опустился на колени. За ним опустились на ко­лени и прочие особы Царствующего Дома... Нуж­но поднимать и выносить гроб... Вот мы молимся перед ним... Вот приближается к нам его величе­ство, а за ним великие князья. Помолившись, мы гроб взяли на руки и направились к выходу из церкви. Впереди всех нес гроб сам царь. Царицы и княгини следовали за гробом... Вот мы пока­зываемся в дверях церкви... И все это море наро­да, как один человек, имея в руках зажженные свечи, опускается на колени. В дверях Зосимов­ской церкви гроб со святыми мощами был поставлен на обитые зеленым бархатом носилки, покрыт чудной пеленой малинового цвета и в таком виде поднят нами на обозрение всего на­рода... Впереди всех несли носилки его величе­ство и великие князья, далее архимандриты. Сза­ди всех — владыки. Гроб со святыми мощами возвышался над всей толпой и был виден отовсюду. Гудят колокола, поют певчие. А из среды народа доносятся рыдания, всхлипывания, мо­литвенные возгласы: «Преподобие отче Серафи­ме, моли Бога о нас». И если бы ты, дорогой мой, видел эти наполненные слезами глаза, с безза­ветной верой обращенные на гроб; если бы ты слышал эти стоны не тела, а самого сердца, по­лагаю, — и сам не удержался бы от слез!.. И по­нятными тебе стали бы все эти рекой льющиеся в ответ на глубокую веру чудеса.

А как умилительно было зреть царя в эти ми­нуты!.. Монарх величайшей державы, обладатель сотни миллионов человек склонился перед тем подвижничеством, которым прославился старец, перед его великим молитвенным подвигом, перед его непосредственной близостью ко Господу... Склонились перед этим у гроба преподобного сот­ни тысяч народа верующего... От всей верующей русской земли принес поклон старцу-подвижни­ку сам царь-богомолец... И вот когда, убежден, он был воистину одно с народом, и народ слился с ним!.. Царицы и княгини шли позади гроба…

Остановки процессии были на юго-западном углу собора, и затем на сторонах южной, восточ­ной, северной и западной... На каждой из пяти остановок читалось по одному прошению литийной ектении... Лития закончилась благословени­ем хлебов в соборе. В собор был внесен и гроб со святыми мощами, предварительно снятый с носи­лок. Еще закрытый, — он поставлен на середине церкви.

После первой кафизмы сказал прекрасное сло­во, ответившее на многие вопросы, волновавшее ум, преосвященный Иннокентий. И вот уже про­читана и вторая кафизма... Все служащие вышли на середину храма. Владыки — на кафедре за гро­бом со святыми мощами, мы — по левую сторону гроба в один ряд... Всем раздаются свечи... Со све­чами уже стоят и их величества... В соборе тиши­на... Старец-игумен подносит его высокопреосвя­щенству на блюде серебряный ключ от гроба с мощами... Владыка сходит с кафедры... И едва только раздался звук отпираемого замка, как вся церковь сейчас же опустилась на колени. Царь и царица первые показали тому пример... Громо­гласно, стройно, величественно запели служащие угоднику Божию впервые здесь, на земле: «Убла­жаем тя, преподобие отче Серафиме, и чтем свя­тую память твою...» Редко переживаемый момент!.. Да и переживется ли еще когда-нибудь? Народ плачет, царь благоговейно молится, молодая ца­рица — вся «молитва».

Вот уже и певчие от лица всего народа убла­жили преподобного, как святого угодника Божия... Прочитано уже Евангелие. Наступила пора при­кладываться ко святым мощам. Ах, если бы моя милая молодежь видела, как молились царь с царицами и князья с княгинями!.. Не только в землю кланялись, не только лобызали святые мощи... Но и головой некоторые, чисто по-народ­ному, касались мощей... И симпатичной представ­ляется такая простота и такое вместе с тем сми­рение... И чувствовалось, что у царственных бого­мольцев забот побольше нашего; чувствовалось, что есть у них какие-то заветные думы и с сер­дечным умилением они излагали их сокровенно новоявленному Божию угоднику.

В начале канона их величества, понесшие столько трудов за этот день, ушли во дворец. В де­сять часов с минутами закончилась и всенощная.

Непосредственно после всенощного бдения на­чали допускать ко святым мощам народ... В мона­стыре пройти от массы народа трудно... К сожале­нию, пока еще и порядка в деле этом мало... А что делается за монастырем!.. Народ как бы оцепил сей­час монастырь... Всем хочется попасть ко святым мощам поскорее... а в монастырь почти не попасть... И вот стоят они около монастыря и, руководимые духовенством тамбовским, поют... Вышли мы уже в двенадцатом часу ночи на балкон... С разных кон­цов раздается церковное пение. Вот, здесь допева­ют величание преподобному, там — время от вре­мени, не особенно стройно, но с большим вооду­шевлением раздается «преподобне отче Серафиме, моли Бога о нас»... А в некоторых местах поют даже Пасхальный канон... И вся эта масса народа стоит около монастыря со свечами в руках... Кар­тина поистине трогательная!

Сегодня литургия началась в восемь часов утра. Служили все владыки, двенадцать архиманд­ритов, восемь протоиереев и иереев. Малый вход... Раздается песнопение, и в обычное-то время так сильно действующее на душу: «Приидите, покло­нимся и припадем ко Христу. Спаси ны, Сыне Божий, во святых дивен Сый, поющия Ти: аллилуиа!»... Но на этот раз оно или пелось как-ни­будь иначе, или, вернее, воспринималось сердцем иначе... Дело в том, что при начале этого песнопе­ния святые мощи в кипарисовом гробу были вы­нуты из гроба дубового, и на руках архиереев и архимандритов обнесены вокруг престола и снова поставлены во гроб (только уже не на середину церкви, а в раку, куда в это время был установ­лен гроб дубовый)... Идем медленно... Поем про­тяжно «спаси ны, Сыне Божий... во святых дивен Сый»... И невольно как-то чувствуется, что так к нам близко, у нас же на руках тот заступник, заступнических молитв которого мы сейчас про­сим... Литургия продолжалась и закончилась обычным порядком. В конце ее сказал слово вы­сокопреосвященный архиепископ Казанский.

После литургии перед святыми мощами было положено начало молебну преподобному Серафи­му... При пении «Бог Господь» святые мощи в ду­бовом гробу, но уже открытом, были снова выну­ты из раки и на руках его величества, владык, великих князей, архимандритов вынесены из со­бора и установлены на прежние носилки... На­чался снова Крестный ход. По-прежнему особы царской фамилии несли гроб... 

По-прежнему пла­кал, рыдал стоявший по сторонам народ... Время от времени на святые мощи кидали из толпы на­рода, несмотря на все предупреждения, холст, пряжу, полотенца...

Во время Крестного хода, на этот раз напра­вившегося вокруг соборов Успенского и Живоносного Источника, совершался молебен препо­добному. Закончился же молебен уже в Успен­ском соборе молитвой угоднику, выслушанной коленопреклоненно.

Далее... многолетия... Между прочим, подроб­ность... Государю многолетствовали, как «веры Христовой покровителю, защитнику...» И какой глубокий смысл был в этом многолетии после Саровских торжеств!

Их величества и их высочества прикладыва­лись ко кресту, к святым мощам. Владыка мит­рополит всех их благословил иконами преподоб­ного Серафима... Раздалось могучее «ура...» Это — государь идет среди народа к себе во дворец.

Торжество прославления угодника Божия та­ким образом закончилось. Всюду общее ликова­ние, сердечные поздравления и — даже христо­сование...

Сегодня же, в два часа дня (а литургия с Крестным ходом закончилась к двенадцати ча­сам) обитель Саровская гостеприимно предложи­ла своим гостям праздничную трапезу. Трапезу удостоили своим посещением их величества и другие особы Императорской фамилии. Присут­ствовали на трапезе все лица государевой свиты. Всех приглашенных было триста человек, очень симпатичным казалось то, что Саров и здесь себе верным оказался... К роскошному обеду не было подано никакого вина (хотя кухмистер почему-то посуды соответствующей и понаставил). Вместо вина в сосудах из белого железа были наставле­ны на столах монастырские квасы и меды. Тарел­ки под этими сосудами, вазы для фруктов, переч­ницы, солонки, — все из дерева, местного Саров­ского приготовления. Обед прошел прекрасно.

Полагать можно, что обед стоил обители не­малых денег. «Ничего, батюшка, угодничек по­шлет обители», — так говорил мне перед обедом отец игумен... Кончается обед и все узнают, что государь изволил пожаловать на нужды обители двадцать тысяч рублей. Да, крепко надеются на Бога и Его угодника саровцы... И не посрамляют­ся! Жертвы льются в обитель целым потоком... Евангелия, сосуды, лампады... Помогает святой угодник своей обители.

Возвращусь немного назад... Не хотелось бы об этом умолчать... Вчера государь с великими князьями ходил пешком на источник преп. Сера­фима. Здесь он помолился, выпил воды из источника, расспрашивал об источнике, заходил в ку­пальню. Государыни и великие княгини ездили в экипажах. От источника государь пешком же прошел в дальнюю пустыньку. Пешком они воз­вратились в монастырь. Это пешее паломничество государя произвело сильное впечатление не толь­ко на простой народ... А и совершалось оно на глазах всего народа: на всем протяжении стояли мужички и бабы... Их «ура» не смолкало несколь­ко часов... Доносилось оно ясно даже и в обитель. Тронуло всех и то доверие, которое проявлено было государем к народу!.. Ведь согласись, что те казаки, которые в некоторых местах стояли, не представляли, да и не могли представить из себя никакой охраны... Господь, угодник Божий, да любовь народная к своему царю-батюшке, — вот неизменные стражи государя в Сарове... Народ со слезами, без малейшего преувеличения, расска­зывает, как «он, родимый, совсем мимо меня про­шел. Да такой приветливый!..» Впрочем, фотогра­фия работала на славу, и мне кажется, что отпе­чатает много таких моментов, от которых и не в Сарове на глазах появятся слезы.

Завтра утром их величества отбывают из Сарова... Как-то грустно становится... Впрочем... пер­вый день Саровской пасхи прошел!.. Начинается пасхальная неделя... А она всегда скучнее пер­вого дня...

Только что отрывался от письма с нарочной целью, — пройтись среди народа, наполнившего монастырь (о выходе из монастыря не может быть и речи. Толпа тысяч в пятьдесят ждет входа в монастырь. Сдерживают ее напор и несколько ос­лабляют натиск казаки. Выйти из монастыря еще кое-как можно. Но возвратиться в монастырь, — слишком трудно...). Впущенные в монастырь вы­строены в ряды от Святых ворот до Успенского собора... Всех рядов — четыре; в каждом ряду по триста пар, и даже побольше. Впускают в собор человек по сто. Остальные весьма терпеливо ждут своей очереди. Вдоль толпы иногда проходит В.К.С. и раздает народу книжки и листки...

Постоянно несут расслабленных, паралич­ных... Человек десять—пятнадцать едва справля­ются с бесноватыми... И как обильно всюду про­является сила Божия! Сейчас, как говорит народ, безногая стала ходить... Бесноватый тихо стоит в углу и все время шепчет: «Отче Серафиме...» Ка­кой-то офицер здесь же допрашивает этих и дру­гих исцеленных... Да, — много среди этой много­тысячной толпы и радости сейчас, но есть много и горя... Вот сценка у северо-восточного угла со­бора... Толпа окружила исцеленную... Все молят­ся, радуются, радуются не менее исцеленной... И здесь же сидит на могильной плите старуха с юношей лет двадцати, слепым... Старуха горько плачет, ропщет на свою судьбу... «Думала хоть здесь найти помощь... Нет, не видит и сейчас мой ничего...» А юноша, все время стоя на коленях на той же могильной плите, без остановки кладет свои поклоны по направлению к собору... Старал­ся я разъяснить старухе, что с ропотом не полу­чишь просимого... Не знаю, поняла ли она меня.

Пишу... А мысли рассеиваются... В полурас­крытое окно опять несется «ура». Государь из своих покоев прошел в покои царицы-матери... Все машут шапками, платками... И проходить-то приходится через самое боевое место: между по­коями Успенский собор с постоянной толпой народа.

Завтра утром напутственный молебен госуда­рю. Я нигде завтра не служу. Воспользуюсь слу­чаем и схожу еще на источник. В понедельник, двадцать первого, владыка митрополит освящает церковь во имя преп. Серафима, сооруженную в южном корпусе монастыря. Келья преподобного вошла в новый собор. Владыка наш служит здесь же двадцать второго и затем уезжает... Закончим тогда же и мы дело, для которого приехали. Если Господь благословит, выеду обратно двадцать вто­рого же или, в крайнем случае, двадцать третьего. О дне приезда извещу. Впрочем, завтра позволю написать еще одно, и вероятно, последнее отсюда письмо. Горячо я сегодня молился за всех вас. Мой братский привет отцу П., поклон молодежи.

 

 

 

 

 

 

 

 

Оглавление | Словом о вере | О "Державной" иконе | О нашем храме

Расписание богослужений | Наши координаты | Фотогалерея